Я известен не как певец, а как поэт и композитор, который поет свои песни на свою музыку. Я не профессиональный певец, который поет с большим оркестром...

 

Я не был на войне, но я пишу много военных песен. Я получаю письма, где люди спрашивают: «Не тот ли вы Владимир Высоцкий, которого я знал на войне?..» Конечно, нет. Но я выбираю военные темы, потому что я беру людей, которые постоянно... в момент риска, в крайней ситуации. Это мне очень интересно. Это важно для меня — затрагивать очень острые проблемы. Во время войны люди могут заглянуть в лицо смерти каждый момент. И эти люди очень интересны для того, чтобы о них писать.

 

Мои песни - это не только песни «впрямую». Например, песня о войне — это не только песня о событиях военных. Эта песня еще о том, как может себя чувствовать любой человек не только на войне, но всегда находясь в очень острых и крайних ситуациях.

 

Советская публика очень любит и шуточные, и серьезные песни. Когда я пою, она реагирует лучше, с удовольствием и очень бурно, когда я пою веселые песни. Но когда я читаю во время концертов записки — то меня просят петь серьезные песни. А реагируют лучше на смешные песни.

 

Я играю очень хорошие роли: Гамлет, Галилей... Но текст, который я произношу со сцены, не мой. Вот почему я пишу стихи на протяжении двадцати лет. Когда же я услышал другого русского певца, который сам пишет тексты и музыку, и исполняет свои песни — это был Окуджава, — я тоже решил писать песни. У меня получилось. И сейчас мои песни — это половина моей жизни в искусстве. Это так же серьезно, как моя работа в театре и кино. Я хочу сказать в своих песнях то, что я не договорил на сцене.

 

Мои песни - это прежде всего — поэзия, которая... которую я кладу на музыку для того, чтобы еще больше доходил смысл. И конечно, при помощи исполнения, как я могу, я еще пытаюсь усилить эффект от поэзии.

 

У нашего начальства, которое занимается культурой, нет привычки к авторской песне, хотя во всем мире поют авторы свои песни. И поэтому, конечно, меня каким-то образом критикуют и за то, что я — якобы — не обладаю вокалом привычным... Они говорят, что я постоянно кричу. И еще они говорят, что «это не темы для песен», которые я пою. Но время от времени я выпускаю пластинки, работаю в кино как автор своих песен, и дела идут... мало-помалу.

 

Когда меня спрашивают: почему, вот, вы хотели играть роль Гамлета, я всегда отвечаю с юмором по этому поводу: потому что все хотят играть роль Гамлета, все актеры. И [глупо] спрашивать: почему ты хочешь играть роль Гамлета? Просто потому, что это хорошая роль, гениальная роль, и гениальная роль, и лучшая роль в мировой драматургии. Ну, я всегда на этот вопрос отвечаю, что у нас некоторые женщины, наши актрисы, даже нашего театра, делали заявления, что они хотят играть Гамлета. Во-первых, у них меньше интересных ролей — женских. Ну, на таком уровне, может быть, леди Макбет в мировой драматургии — и все! Вот, а для меня как-то было странно: почему же женщины хотят играть Гамлета?

 

Я никогда не был только актером. Я намного меньше был актером, чем человеком других профессий в искусстве. Я актерство вообще не люблю и, если вам сказать честно, — не люблю пребывать на сцене. Я прячусь только за то, что вкладываю много пота, крови... А так бы я не стал работать, потому что я не очень люблю лицедействовать. Я больше был автором, чем актером, чем исполнителем.

 

Значит, была нормальная пьеса, написали туда песни — говорят: «Это мюзикл!» Это неправда. Во-первых, слово не наше. Мюзиклы начали писать там, на Западе, на другом континенте. И нужна была целая история и целая традиция музыкальная для того, чтобы создать, например, такой мюзикл, как «Westside Story». Это нужно, знаете, пуд соли съесть! Потому что, я думаю, что ничего лучше до сих пор не было сделано у нас. Даже подобного, близко. Я уж не говорю о «...Суперстар» или о «Скрипач на крыше», обо всех этих знаменитых мюзиклах, которые были на Западе и которые идут до сих пор. Мы не можем этого делать, потому что это совсем не в нашей музыкальной традиции.

 

Я говорю это, может быть, не очень скромно, но я считаю, некоторые фильмы без моих песен не могли бы существовать. А некоторые мои песни без этих фильмов могли бы существовать.

 

Горы, они меня удивили, поразили, и до сих пор я такой «ушибленный» горами хожу. Потому что я считаю, что там люди другие. Даже те, которые здесь, у нас, на равнине, очень... ну... я... как вам сказать... яркие личности, они там очень меняются.

 

Вовсе не обязательно бывать в тех местах, о которых пишешь, и... подолгу. Или, предположим, работать в той профессии, от имени которой идет речь. Тут не в профессии дело, это может быть с каждым человеком. Я просто беру для яркости какой-то характер — потому что я сам могу его немножечко еще и проигрывать — вот, и от его имени и работаю. Вовсе не потому, что я все это перепробовал.

 

Западные музыканты совсем не понимают, как можно с таким напором и с такой отдачей петь некоторые вещи, почему это так волнует. У них этих проблем нет... Не нет, а они их не исследуют никогда — в песнях у них не принято об этом разговаривать. Почти никогда. Маккартни попытался, кстати, он "Балладу о брошенном корабле" тоже пел одну. Я не знаю, они даже немножко совпадают, наши баллады. Но в основном — нет, у них немножечко это "облегченный" жанр считается. За исключением Брассанса, конечно, и некоторых других.

 

Я люблю, когда публика смеется...